Рано утром, ещё до рассвета, проклиная служенье своё, под кандальные звоны Брегета наш российский чиновник встаёт. Он встаёт и идёт на галеру, он берёт в свои руки весло и гребёт им за верность и веру, презирая комфорт и бабло. Он гребёт, чтобы пенилась пена, чтобы наша галера плыла, чтобы мы всей страной постепенно совершали большие дела! В арестантском тряпье от Кавалли и в дырявом кашне Лакруа, тяжело, как на лесоповале, пашет он от утра до утра. Он в плачевной физической форме, он не видит домашней еды — их, рабов, на галерах не кормят — все должны быть, как Путин, худы! В пиджачишке Арманьевом холодно, и в загашнике нет ни рубля. (Он бы грёб, разумеется, к Лондону, только он не стоит у руля.) На спине, под рубашкой от Гуччи (что со скидкою он приобрёл), машет крыльями синий, могучий, венценосный двуглавый орёл. День чиновника долог и труден, словно пеший подъём на Монблан. По ночам ему видится Путин и его засекреченный план. На чиновнике держится общество, мы работаем, спим и едим, только нас-то — великое множество, а чиновник на всех нас — один. На галере с мигалкою синей, со спецсвязью и с чем-то ещё, он гребет, чтобы мы всей Россией ощущали себя хорошо.
28.01.2011 |
28 января 2011
Ода российскому чиновнику